Голованов Василий - Танк
Василий Голованов
Танк
повесть
Голованов Василий Ярославович - прозаик, эссеист. Родился в Москве, в
1960 году. Окончил факультет журналистики МГУ. Автор книг "Тачанки с юга"
(1997), "Остров, или Оправдание бессмысленных путешествий" (2002;
награждена первой премией Министерства печати). Лауреат премии "Нового
мира" за 2002 год.
I
Короче, про танк - это я сам все выдумал. Просто раз бродили мы с
дедом по лесу, а он возьми и скажи - так, мол, и так, они всегда танки
вперед бросали, рвали все напрочь, чтобы потом уже никто не соображал, где
чужие, где свои, да-а... Будто стародавнюю мысль какую-то начал вслух, как
по радио, потом выключил и опять ушел весь в грибы. А денек был серенький
такой, предосенний, березки сыпали желтой листвой, и в колеях лесной
дороги, заросших болотной травою, стояла давняя вода. И вот я прищурился и
не то что вижу - слышу явственно, как взвывают моторы: они. А потом танк
вижу, передовой. Т-III, как сейчас помню, классический танк с классическими
фрицами на броне, в классических касках, серые такие. Они нас не замечают,
потому что ему тяжело по колеям, дорога у нас в лесу разбитая, танк ревет,
весь синим дымом окутан, бросает его из стороны в сторону, и там пехоте на
броне - только держись! Но все равно, видок не кислый: главное - десант, а
наши не знают - ломит на станцию, на Пушкино, на шлюзы, сволочь, ломит. Ну
и дед их, разумеется, не видит - ему-то что? он своего насмотрелся на войне
- идет себе, палочкой листики цепляет, ветки приподнимает, в траве пошуршит
- и точно - раз! - подосиновик найдет, или белый, или подберезовик, на
худой конец. Крякнет так удовлетворенно и аккуратненько ножичком его
подрежет, а грибницу прикроет землей. Этот ножичек бабушка мне отдала после
его смерти. Но я им пользоваться не стал, он так на книжной полке и лежит -
нож деда. Я у него в руках его помню. Там было одно лезвие большое, другое
маленькое, пилочка для ногтей, ножницы, две костяные зубочистки под
накладками черепаховой ручки, отвертка, штопор, толстое шило скорняжное и
шило длинное, тонкое портняжное. По уму нож был сделан. Немецкий. Этим
шилом тонким удобно было дырочки в трубке для травы прочищать. Но это не о
том... Просто, как и все, я в детстве думал, у меня все нормально будет в
жизни, потому что такая сила была за спиной, такая защита. Дед, бабушка,
мать, отец. Потом дача кончилась, да и детство тоже, пошла другая жизнь,
взрослая, которая завертела сначала меня, а потом вместе со мной и всех,
кто оказался рядом, пока однажды в сорок лет я не снял дачу в том же
поселке, где маленьким рос когда-то, и ко мне не вернулась странная память
глубокого детства...
И это оказалось... ну, спасительно. Я не знаю, что в этом было такого
спасительного, но это было точно прикосновение к душе, которая, я думал, у
меня уже умерла. Короче, было нас четверо - Алешка, Наташка, я и Санек, но
он тогда маленький был, в событиях не участвовал. А Лизка вообще еще не
родилась. Она на последнем этапе только подключилась. На самом, можно
сказать, последнем, когда нас опять осталось только четверо, родных. А
больше и не было: тут мы все, братья-сестры. Мы с Саньком родные, а Алешка
с Наташкой - наши двоюродные. Алешка на четыре года старше, мы с Наташкой -
ровня. Санек еще на четыре - минус. Их привозил дядя Боря к нам из
Борисоглебска, где они проводили лето, то на месяц, то недели на две. И
начиналось самое счастливое время: время восторженного нашего щенячьего,
родственного копошения, к